История

Виктор Дорощенко. Охота на вратаря

В 2016 году, незадолго до 70-летнего юбилея клуба, мы разыскали в Германии одного из самых ярких голкиперов в истории «Спартака». Так появился на свет этот материал.   

Почти десять лет он был третьим вратарем огромной страны. А, может, и вторым - он явно не уступал Мышкину, но тот играл у Юрзинова, работавшего помощником Тихонова в сборной СССР. Знающие люди поймут, в чём тут связь. Рекордсмен среди вратарей по матчам за «Спартак», он получал страшные травмы, его списывали с корабля, но он наперекор судьбе возвращался на лёд. Он всегда открыто говорил то, что считал нужным, и не прятал в голову в песок. За что и удостоился пристального внимания со стороны КГБ. И, когда стало невыносимо, закрыл на ключ квартиру в Сокольниках, взял несколько сумок с вещами, детей в охапку и уехал в Германию. Чтобы начать всё с нуля. А в спину люди, которых он уважал и ценил, называли его предателем.

«Где сейчас Виктор Дорощенко? Чем занимается?» На эти вопросы мне долгое время никто не мог ответить. «Где-то в Германии, вроде детей тренирует», - так или примерно так говорили даже те, для кого изучение истории «Спартака» давно стало смыслом жизни. Речи о том, чтобы у кого-то сохранился номер телефона, понятно, не шло. «Он уехал двадцать лет назад, что ты хочешь». А я очень хотел. Хотел разыскать человека, который отыграл за «Спартак» 11 сезонов и который был причастен ко всем победам 80-х годов. Не скажу, что эти поиски потребовали каких-то навыков в сыскном деле, писать в программу «Жди меня» тоже мыслей не возникло. Они - поиски - и легкими не получились, но позволили убедиться, что русский народ не зря давным-давно придумал как всегда изящную словесную конструкцию про тех, кто ищет.
И вот в начале декабря я приземляюсь в аэропорту немецкого Франкфурта, попадаю из заснеженной Москвы в теплую позднюю осень, а мне навстречу идет человек, не узнать которого было невозможно. Он почти не изменился и остался таким же, как и на тех самых черно-белых фотографиях тридцатилетней давности, которые я внимательно разглядывал перед тем, как взять билет на самолет.
Перед этим мы, конечно, созвонились. Виктор Антонович очень обрадовался (так мне показалось по голосу) звонку из Москвы и с ходу начал сыпать удивительными воспоминаниями. Я позвал его на юбилей «Спартака», он загорелся этой идеей, сказав, что не был здесь 26 лет, а потом задал удивительный вопрос: «А можно я на празднике встану перед болельщиками на колени? В знак благодарности за их любовь?» В этот момент я понял, что должен с ним встретиться как можно скорее…



Эти два дня дня во Франкфурте говорил только Виктор Антонович и его замечательная супруга Ирина. В какие-то моменты я смеялся, иногда мои глаза становились влажными. Под конец я начал настаивать, чтобы когда-нибудь свет увидела книга воспоминаний Виктора Дорощенко, на что получил утвердительный ответ - мол, я и сам об этом раздумывал. Будет бестселлер. Он везет меня из аэропорта на своей машине, выступая одновременно экскурсоводом по городу, ставшего для него вторым родным после Новосибирска, и летописцем спартаковской истории, обнаруживая в уголках своей памяти удивительные подробности жизни самой популярной команды страны. Это получается весьма причудливый рассказ - Виктор Антонович как-то очень незаметно перескакивает с одного на другое.
- Во время войны город был уничтожен на 90 процентов. Американцы, англичане бомбили его нещадно. Франкфурт всегда был еврейским городом. Отсюда вышло много семей банкиров. И здесь почти у каждого дома есть такая позолоченная плашка о том, кому этот дом принадлежал раньше. Кто тут жил, кто был замучен в Освенциме. А сейчас мы въезжаем в центр города, самый дорогой район. Здесь жил Илюша Воробьев, который, вы знаете, стал тренером и выиграл с «Металлургом» чемпионат КХЛ. Он рос на моих глазах, с отцом его, Петром Ильичем, я был очень хорошо знаком. Парень Илья хороший, но немного аррогантный по жизни. У него где-то здесь в центре квартира.
Пока я судорожно пытаюсь вспомнить значение прилагательного «аррогантный», легендарный спартаковский голкипер не даёт мне опомниться:
- Я покажу вам русскую церковь. На первых порах мне было очень трудно с деньгами. Умер отец, и я хотел заказать поминальную службу. Заплатил 30 марок, по тем временам серьезные для меня деньги. Но суть в не в этом. Как-то меня дважды признали лучшим игроком Кубка Шпенглера в составе «Спартака», один раз подарили 100 граммов серебра, а второй - 10 граммов золота. И я решил всё это отдать батюшке. Он, конечно, не хотел брать. Ни в какую. Тогда я ему сказал: «Вы же всё равно делаете крестики. Сделайте их из моего серебра и золота и раздайте бесплатно людям. Детишкам, которых будете крестить. Только не продавайте, подарите». Не знаю, сделал он или нет. Буду в Москве, очень хочу зайти в ту церковь в Сокольниках рядом с метро, где крестили моих детей. Она еще на месте?

На месте, Виктор Антонович.
За все эти годы он был в Москве лишь транзитом. Последний раз минувшим летом, когда летел на похороны старшего брата в Новосибирск.



Брат и привел его в хоккей.
- Он на мне испытывал силу своих бросков. Ему нужно было в кого-то бросать, и он ставил меня в ворота. Сейчас уже не помню, как часто он попадал, правильно я двигался или нет. Но когда становилось страшно, я просто убегал. А он ловил меня и снова возвращал в ворота.
Он помнит все события до мельчайших подробностей, хотя, с другой стороны, разве сможет он когда-нибудь забыть тот знаменитый матч «Сибири» и ЦСКА в 75-ом, ставший его первым в карьере звездным часом. «Тогда еще Третьяк после игры устроил скандал и начал ворота мерить: якобы они были меньше на полтора сантиметра. Потом проверили: точно, неправильно сварили. Но Владислав не подумал, что мы с ним были в равных условиях. Народ с ума сходил. А я после той игры в раздевалке минут 15 не мог дышать. Потом, вслед за ЦСКА, приехал «Спартак». Помню, к Углову Шадрин подошел и спросил: «Жора, как это вы умудрились ЦСКА обыграть?» На что тот, не задумываясь, ответил: «А так же, как и вас сегодня хлопнем!» И мы действительно «убрали» «Спартак». Вторую игру, правда, проиграли. Потом приехал Кулагин с «Крыльями». И мы их два раза подряд «убрали».
За Дорощенко стали охотиться московские клубы. В 76-ом он отказал Карпову. Владимир Юрзинов, тренировавший «Динамо», выбрал, как ему казалось, беспроигрышный вариант - по полной программе «обработал» супругу, предлагая «золотые» горы. Ирине разговор понравился. Муж не прельстился. Так первый раз перед ним закрылась дверь главной сборной страны. Второй раз это случится несколько лет спустя. В матче с ЦСКА судьи начали поддушивать «Спартак» с первых же минут, и донельзя возбужденный Кулагин в подтрибунке что-то жёстко высказал Тихонову. Дорощенко оказался свидетелем и своего тренера поддержал. Проходивший мимо знаменитый армейский селекционер Борис Шагас тут же ему сказал: «Виктор, ты подписал себе приговор».
- Шагас сейчас жив? - спрашивает меня Дорощенко.
И он жив, Виктор Антонович.



Он почти о всех, с кем сводила судьба, вспоминает с какой-то необъятной теплотой.
- Я поиграл и со Старшиновым и против Старшинова. Великий игрок. Майоров был моим тренером в юниорской сборной вместе с Эпштейном. Мы тогда шведам в финале проиграли. И был у меня потом тренером в «Спартаке». Спортсмен до мозга костей. Я другого такого и не знаю. Таких уже не делают. Крутой мужик. У него есть свое мнение, и он его будет всегда отстаивать. Я такой же, но не настолько твердый, как он. А Саша Якушев? Сколько мы с ним на базе вместе с одной комнате прожили! Великий спортсмен, великий хоккеист. И интеллигентный человек. Я не помню, чтобы он на кого-то из молодых за ошибки повысил голос. Никогда! Хотя нет, один раз было. Черенков поставил как-то Кожевникова в центр к Якушеву. Как сейчас помню: Сергеич едет по левой стороне, а Кожевников на входе в зону дает ему пас. Точно… в спину. Вы же знаете: Якушев был очень силен на скорости. Мощный, дай ему пас вовремя, и он всех разорвет. И тут он получает пас в спину. Разворачивается, подлетает к скамейке и кричит Черенкову: «Убирай его к чертовой матери». Там, правда, было сказано гораздо сильнее. Якушев по своему статусу мог говорить с Черенковым на ты. Саша может про этот случай забыл, а я помню, как будто это было только вчера.
А потом он произносит еще одну удивительную фразу:
- Но самый незаурядный игрок, который встречался на моём пути, - Аркаша Рудаков. Мы его называли «человек с рюкзаком». Горбатенький, неказистый. По игре ему почти не было равных. Уж на что Третьяк - великий вратарь, но Рудаков и с ним разбирался на раз-два.



Легендарный голкипер красно-белых живет скромно в неприметном доме на 6 квартир в обычном спальном районе Франкфурта. Одну из них он и арендует. Долгое время тренировал детей, многие из них потом стали профессиональными хоккеистами. Но несколько лет назад сменил амплуа. Трудится в компании, занимающейся социальной работой - помогает тем, кто попал в тяжелую жизненную ситуацию. «Здесь эта система отлажена до автоматизма, - рассказывает. - Человек никогда не будет спать на улице, если только он сам этого не хочет. Ты можешь прийти, сказать, что у тебя нет ни денег, ни жилья, и тебе помогут». Мы поднимаемся на второй этаж, и вижу, как просветляются его глаза, когда он видит супругу, с который живет душа в душу больше сорока лет, старшего сына Романа (он повезёт меня потом в гостиницу и всю дорогу будет благодарить за то, что отца не забыли), внука и внучку. Их на самом деле четверо: у младшего сына тоже двое своих детей. «Я им всегда гордилась», - скажет Ирина и опять посмотрит на супруга глазами щедро любящего человека. В гостиной уже накрыт стол, и все эти несколько часов я вновь и вновь поражаюсь тому, как смогли сохранить эти люди тепло и любовь, как не растратили их по мелочам и как не сломались.
- Мы выжили только благодаря нашей крепкой семье. Жена меня всегда поддерживала. Что бы ни происходило. Это мой ангел-хранитель. Как-то Ирина мне сказала: когда ты закончишь играть, можешь два года лежать на печке, я всё сама буду делать. Но ей тоже досталось. Дети без меня выросли. Я же всё время на сборах пропадал. Когда домой возвращался, мне сразу нельзя было говорить. Сын не привык к мужскому голосу и мог испугаться. Поэтому сначала я должен был сидеть молча. Жена говорила: «Смотри, сынок, вот папа пришел». А он показывал на фотографию на стенке: нет, вот там папа…
Ему 63, но глаза выдают в нем по-прежнему молодого человека, сохранившего вкус к жизни. Я примерно догадываюсь, какой будет ответ, но всё-таки спрашиваю:
- Кто был самым веселым человеком в том «Спартаке»?
И получаю ответ:
- Я. Федя Канарейкин собрался как-то в Хельсинки уезжать. Сидел на чемоданах. Я позвонил ему и представился сотрудником КГБ.
Здравствуйте. Капитан Семенов.
Да, да слушаю вас.
Ваша фамилия Канарейкин? Уезжаете в Финляндию? Ваша командировка отменяется. На том конце повисла пауза. Чувствую, человек сейчас в обморок упадет. Я через пару секунд сказал: «Федя, расслабься, я пошутил». А он как меня трехэтажным обложил!


Тогда он еще мог шутить про КГБ.



Первый раз он был на волосок от смерти, когда самолет с хоккеистами «Спартака» едва не разбился на подлете к Москве. Дорощенко вспоминает, что вся команда тогда окаменела от ужаса. «Самолет болтало как будто автобус на плохой дороге. Рядом сидела женщина, она прижала к себе двоих детей, а из глаз у неё ручьём текли слезы. По крыльям лайнера будто сваркой прошлись. Не знаю, сколько мы кружили над Москвой, часа два с половиной, наверное, пока пилот не посадил каким-то чудом самолет. Помню, вышли, добрались до здания аэровокзала и взяли с ребятами на троих бутылку болгарского сухого вина. Так с одного стакана я опьянел вдрабадан».

Второй раз его «похоронили» спартаковские руководители.
- 1981 год. Мы играли против Ижевска. Был такой игрок Абрамов, с которым мы столкнулись, когда пытались добраться до шайбы. А он был 100 килограммов без формы. Не знаю, как получилось, но колено выгнулось в другую сторону. Пролежал 105 дней в больнице. На мое счастье, мне встретился хирург Владимир Башкиров. Великий спортивный хирург, он начал работать в ЦИТО при Зое Мироновой. Сделал мне операцию и собрал ногу по частям. Другие врачи мне говорили: про хоккей забудь. А у меня только второй сын родился. Но Башкиров пообещал мне, что всё будет в порядке. Придумал систему, которая будет держать сустав. Под особым градусом. Сделал слепок, надел специальный аппарат и сказал: бросай костыли. И я бросил. Потом мы встретились, когда я уже опять стал играть. Он мне сказал: «Виктор, после такой травмы без палки ходить нельзя. Но я поверил в тебя, когда ты бросил костыли и пошел». Это был первый случай, когда после такой травмы человек вернулся на лёд. А пока я лежал в больнице, мне перестали в «Спартаке» платить зарплату. Поставили крест. Похоронили. Вокруг только и разговоров: вот же как здорово начал играть Сапрыкин! Сколько талантов пропало за спиной Дорощенко! Как будто я сам губил эти таланты. Три раза в неделю по телевизору говорили, что я больше не вернусь. Кулагин меня однажды свысока так спросил:
Ну, и какие у тебя планы?
Планы? Вернуться и снова стать первым номером.
Ну-ну.
Он вернулся и снова стал в «Спартаке» первым. «Поехали играть следующим летом в Германию. Десять матчей, все выиграли. Играли с Сапрыкиным по очереди. Но со мной в воротах пропустили гораздо меньше. Едем в автобусе. Кулагин вдруг подзывает Сапрыкина: «Сынок, иди-ка сюда. Дима, ты сколько игр сыграл? Пять. А Дорога? Тоже пять. Ты сколько пропустил? Семь. А Дорога? Две». И тут Кулагин как рявкнет: «Твою мать, он на одной ноге сыграл лучше, чем ты на двух».



После «Спартака» он отправился в Югославию, став первым вратарем Союза, кого отпустили играть за границу. Говорит, что поехать должен был Герасимов из Воскресенска, но Майоров настоял: Дорощенко заслуживал этого больше. Играл за «Црвену Звезду» так, что в Белграде помнят до сих пор. Но жил с семьей впроголодь - чиновники из Союза забирали 90 процентов положенного по контракту.
- Мы в Югославии голодали, - Ирина до сих вспоминает об этом с содроганием. - Кусок мяса я покупала только для Вити. Ему надо было играть и более-менее нормально кушать. Рома, наш старший сын, всё понимал, а мелкий подходил и просил у папы мясо. Как он ему мог отказать?
Однажды Дорощенко пригласили в посольство. Обычная в те времена история: рассказать о своей карьере. Полный зал народа. Кто-то спросил его о том, как он относится к поступку Могильного, сбежавшего за океан. Дорощенко ответил, что каждый сам вправе распоряжаться своей жизнью. «Мало того, это - первая ласточка. Побегут и другие. Потому что то, как нас, спортсменов, выступающих за рубежом, обдирают – толкает людей на подобные действия».
- Сразу после выступления меня пригласили на беседу к парторгу. Я и не понял сразу, за что мне оказана такая «честь». И в том кабинете на меня сразу же обрушился поток брани. Я тоже закипел и ответил. На том и расстались. Контракт закончился, вернулся в Москву. Дом у нас был непростой. Кагэбешники жили, люди с «оборонки», музыканты из Большого, Федя Черенков в соседнем подъезде. Раньше с соседями по этажу всегда были, как одна семья, а тут они вдруг стали нас сторониться и избегать. Оказалось, что к ним подходили люди из КГБ и подробно расспрашивали о нас. Нетрудно было догадаться, что из Белграда на меня пришла серьезная «телега»…
У меня был сосед, начальник охраны Шеварнадзе. Еще со времен Грузии. Полковник. Сидел на Лубянке. Чемоданчик у него всегда был с собой. Он часто бывал у нас в гостях. Как я про политику - он петь начинал, знал, что весь дом «с ушами». Его Гиви звали, и, когда он к нам приходил, всегда должен был звонить в контору и говорить, где его в случае чего можно было найти. Однажды он опять стал от меня звонить, вдруг в трубке тишина. Потом щелчки пошли. Гиви набрал номер конторы, сказал, где находится, а потом мне шепотом: «Витя, тебя прослушивают». Я сначала даже не понял. Прошла неделя, раздаётся звонок. Человек представился: вас беспокоят из КГБ СССР. Зайдите к нам, мы тут недалеко, напротив вашего дома. Пошли с женой. С виду обычная квартира, оббитая кожей дверь с глазком. Зашли. Я думал, может, это розыгрыш. А в коридоре висит огромный портрет Дзержинского. И еще мне в память врезалось: там паркет был на стенах. До самого верха. Начали нас о чем-то расспрашивать, а потом сказали: ой, извините, наверное, это ошибка. Вашу жену зовут Ирина Аркадьевна, а нам нужна Ирина Анатольевна.
Я всё сразу понял. Эти люди не могли ошибаться. Тут и Афганистан уже был в самом разгаре, а у нас двое мальчишек…

Они начали собираться. В какой-то момент просто закрыли квартиру на ключ и уехали в Германию, продав перед этим «Жигули», чтобы получить приглашение от неизвестных людей. Уезжали в неизвестность. Нашли родственника во Франкфурте. Денег не хватало ни на что. Легендарный вратарь «Спартака» клал плитку, его жена работала в закусочной. Потом он устроился детским тренером, но еще долго перед тренировками подрабатывал в типографии. Дети пошли в школу. Начал разваливаться Советский Союз, и возвращаться им уже стало некуда. Он работал с раннего утра и до позднего вечера.
- Мне как-то знакомый еврей Исаак сказал: «Витя, есть закон эмиграции: нужно два года г…на поесть. Но лучше в начале, чем в конце».

Они выкарабкались. Дети стали успешными менеджерами, в Германии родились внуки, которые говорят на двух языках.

- Вы знаете, о чем только жалею? Нет, не о том, что потерял в Москве трехкомнатную квартиру, которая сейчас стоит, наверное, сотни тысяч евро. Черт с ней. Мне жалко книги, которые там остались. Была шикарная коллекция музыки. А еще я снимал своих детей с первого дня на кинокамеру. Сам монтировал, потом мы вместе смотрели эту пленку на проекторе. Не успел забрать. А больше, пожалуй, и не о чем. Я застал в хоккее великие времена. И был там не лишним.

Владимир Самохин

Материал опубликован в клубном журнале «Спартака» (декабрь, 2016 г.).


ХК «Спартак» поздравляет Виктора Дорощенко с днем рождения! Здоровья, семейного благополучия, оптимизма и всего наилучшего! Спасибо Вам, Виктор Антонович, за прекрасную игру в форме «Спартака».