История

Вячеслав Старшинов. «Мы все изъявили желание играть на балалайке»

Вячеслав Старшинов. «Мы все изъявили желание играть на балалайке»
Продолжаем публикацию книги легендарного хоккеиста «Я - центрфорвард», увидевшей свет в 1971 году. Шестого мая Вячеславу Старшинову исполняется 80 лет.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ I ВТОРАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВАЯ ШАЙБА

Мы играем в пустом Дворце спорта. Но это не совсем точно. Каким образом просачиваются на наши тренировки спартаковские болельщики — неизвестно, но они здесь. А самые преданные это те, чьи стриженые головы и оттопыренные уши чуть торчат из-за борта.
Глаза мальчишечьи темнеют от надежды: «Вот бы заполучить клюшку... Лучше бы целую, но хорошо и сломанную…» За сломанной и выброшенной за борт клюшкой они бросаются, как воробьи на корм. Как же, этой клюшкой играл сам...!!!
А когда кончится тренировка, они встанут неподвижной стайкой в том месте, где разбирается борт, и в благоговейном молчании будут дожидаться любимого игрока, провожая восхищенными взглядами и всех остальных. Самый отчаянный робко протянет блокнот и карандаш и еле слышным голосом попросит автограф. Но по тому, как пристально и неотрывно мальчишка смотрит на клюшку, понимаешь желание, которое он не решается высказать.
— А что же не в школе, ребята?
Мгновение пауза...
— А мы во вторую смену...
— Держи клюшку... и не путай, в какую смену учишься…
— Спасибо, — одним дыханием отвечает вся компания.
А тренеры уже гонят со льда разгоряченных хоккеистов, которым никак не удается утолить жажду игры.
С доспехами снимается возбуждение. И, стоя под горячим душем, начинаешь чувствовать расслабляющую усталость, до этого момента прятавшуюся под нервным возбуждением. Горячая вода смывает остатки неважного настроения. Ничего, ещё всё впереди!
И вправду, на улице безмятежно-солнечно. Выйдя из прохладного, чуть мрачноватого, по-будничному пустого Дворца спорта, как будто окунаешься в нежную весеннюю доброту. Хочется зажмуриться и, подставив лицо солнцу, не думать ни о чем, а только чувствовать тёплую, медленно растекающуюся по жилам беззаботность.
Но мальчишки тут как тут. Позиции заняты у спартаковского автобуса. Снова чувствую ва себе пристальные взгляды. Мальчишки как будто на старте... Сейчас вся стайка двинется вперёд, окружит, и снова протянутся блокноты.
Смотрю на белобрысого паренька, улыбаюсь ему и вижу в глазах его что-то очень знакомое.
…Совсем мальчишкой я попал в хоккейную секцию московского «Спартака». Торопясь на очередную тренировку, я невольно задерживал шаг у полей, где катались, разминаясь, ребята постарше меня. Я смотрел на них с завистью. Они были в форме, а мы, «новобранцы», приходили на свои занятия в обычных спортивных костюмах... Сколько раз я мысленно примерял спартаковскую форму, надевая её на себя!
И вот в один из зимних дней юные «новобранцы» «Спартака» собрались на Ширяево поле задолго до тренировки. Конечно, нам заранее объявили, что в этот день будут выдавать форму, и мы чувствовали себя необыкновенно взволнованными еще накануне. Наконец-то!
Мама с удивлением поглядывала на меня. Причины моего волнения она не знала. Ох, как мне хотелось рассказать ей о том, что меня ждет! Но я выдерживал характер. Готовил ей сюрприз.
Обычно я возвращался с Ширяева поля после занятий в таком виде, что мама только сокрушенно покачивала головой:
— И где это ты опять так изорвался?
Я не очень торопился с ответом и старался скорее сесть за уроки.
А когда я ложился спать и засыпал, мама чистила, штопала и гладила мой совсем не новый спортивный костюм.
Знала бы она, что сегодня я принесу домой!
Мне казалось, что я приду самым первым за формой, — так я спешил. Но точно так же торопились и другие ребята. Мы были все в сборе часа за полтора до назначенного срока.
— А всем достанется?..
— Ну конечно!
— А ты в чем понесёшь форму? — спросил меня кто-то.
У меня мурашки по коже — сумки-то я никакой не взял!..
Наконец час настал. Всем нам выдали байковые красные рубашки для русского хоккея. На каждой рубашке спартаковский ромб — эмблема. Мы получили также синие шаровары и всю хоккейную амуницию.
Через мгновение все облачились в только что полученную форму. Увидев себя «настоящими» спартаковцами, мы пришли в такой безудержный восторг, что описать его я не сумею.
Началась первая настоящая тренировка, с настоящим тренером, на настоящем поле...
Была ли это тренировка в строгом значении этого слова? Тренеры понимали наше состояние и снисходительно наблюдали за нами. Дворовые мальчишки, впервые надевшие спортивную форму, понятия не имели о спортивной дисциплине... Скорости на площадке в тот день были реактивные. Мы с необыкновенным азартом гонялись за оранжевым мячиком. Выглядело это бестолково и сумбурно, но нам эта тренировка казалась праздничным карнавалом. Так я её и запомнил на всю жизнь.
Напрасно я волновался: выдали нам в тот день вместе с формой и спортивные сумки. Но когда взъерошенный, счастливый, необыкновенно важный и гордый шёл домой, я искренне жалел, что сумка сделана не из прозрачного материала, что никто не видит, что в ней...
— Что случилось? — встревоженно спросила мама.
Я медленно прошел на середину комнаты и, стараясь не спешить, не суетиться, выложил на стол свою форму... Мама посмотрела на стол, потом па меня...
— Ну и что же?
— Как что? Это же форма!
— А-а!.. — мама взяла в руки рубашку, потом шаровары. — А что же, сынок, твоя форма-то с дырочками?
— В этой форме играли настоящие мастера! Ничего ты не понимаешь, мама!..
В те времена мальчишкам выдавали форму, которая списывалась в команде мастеров. Выглядела она и впрямь не очень шикарно, но разве в этом дело?!
На следующее утро около моей постели лежала выстиранная, заштопанная, выглаженная форма.
Я не удержался, надел её и молча ждал, что скажет мама.
— Красиво, сынок,— улыбнулась она,— носи на здоровье.
С той поры я снимаю форму «Спартака» только тогда, когда надеваю свитер сборной команды СССР.



...Автобус мчит нас в Серебряный бор. Я сижу на своём привычном месте. Усталое тело плавно покачивается в такт движению. Меня что-то спрашивают, но я не слышу. Мысли снова и снова тянутся к тем дням, словно ищут в них ответ на один очень важный вопрос моей жизни.
…Наша семья жила в десяти минутах ходьбы от Ширяева поля. Но ведь не все же, кто живет в Сокольниках, увлекаются спортом! Хотя условия для этого здесь, конечно, лучше, чем в других, более «городских», районах Москвы.
Но был ещё наш двор. Дружный, спортивный двор. Однажды старшие ребята придумали дворовый «день гимнаста». Никто не предлагал нам этого делать, нас не «вовлекали», не «организовывали». По собственной инициативе мы построили турник, брусья, коня, которого почему-то назвали козлом. По утрам вместо зарядки мы, маленькие, занимались со старшими ребятами гимнастикой.
Это было в 1950 году. Мне было десять лет. Как все, гонял в футбол! Увлечения, в том числе и спортивные, возникали случайно, стихийно.
Вспоминается курьёзный случай. В те времена шла в кино четырехсерийная картина «Тарзан» с Тони Вейсмюллером в главной роли. Посмотреть все четыре серии страстно хотелось каждому мальчишке. В нашем районе картину показывали в клубе Ильича. Кто-то сказал, что участников кружковой самодеятельности пропускают в кино бесплатно. И вот мы отправились гурьбой в клуб записываться в кружки. Там набирали в кружок балалаечников. Мы все изъявили горячее желание играть на балалайке. Нас записали, выдали по медиатору и... пустили бесплатно на «Тарзана». На этом и закончились мои музыкальные занятия. Но в том же клубе работала детская акробатическая секция. Я записался и туда. Акробатика стала моим увлечением, и довольно серьёзным.
Стало быть, «день гимнастики», акробатика, дворовый футбол. А Ширяево поле рядом. Ходил смотреть тренировки, игры спартаковских клубных команд. Тогда прекрасно играли мальчики «Спартака» рождения 1939 года: Лобутев, Греков, Погальников... Красивая форма — футболки красные с белой полосой поперек, гетры, бутсы! Всё это волновало воображение и притягивало.
Пришел к тогдашнему тренеру Владимиру Александровичу Виноградову, решился...
— Хочу играть у вас!
Виноградов окинул меня взглядом.
— Раздевайся. Бери мяч. Покажи, что умеешь.
Я «постукал» в настоящий мяч на настоящем поле. Видимо, сильного впечатления на тренера не произвел. Но огорчать мальчишку ему не хотелось, и он сказал:
— В общем-то подходишь, ходи занимайся...
Дома я почти не рассказывал о своих футбольных занятиях. Семья у нас была совсем не спортивная. Мои «внешкольные» увлечения не особенно одобрялись. Родители опасались, что учёба пострадает из-за этих увлечений. Но школу я очень любил. Мне хотелось учиться. Хотелось учиться всегда. И сейчас. Хотя и школа и институт давно позади.
Мои друзья-одноклассники тоже не разделяли увлечения футболом. Так у меня появилась «моя тайна». Стал регулярно ходить на Ширяево поле тренироваться. Сначала это само по себе было счастьем, но постепенно меня захватывало все больше и больше острое желание играть. Когда же наконец меня поставят на игру? Когда же я буду играть? Может быть, сегодня?
— Извини, Слава. Но ты должен понять. Команда играет второй год. Все игроки старше тебя, опытнее на целый сезон. В этой команде ты будешь запасным,— так сказал мне Виноградов.
И об этом я никому не рассказал ни дома, ни в школе. Когда сейчас я вижу мальчишку или юношу, сидящего на скамье запасных и изо всех сил старающегося быть невозмутимым, поверьте, я очень хорошо понимаю, чего ему стоит эта невозмутимость…



А время шло. Наступила зима. И мне предложили попробовать играть в русский хоккей, в хоккей с мячом. Канадский хоккей не имел и десятой доли своей теперешней популярности.
И вот я в составе команды. Не запасной, а основной игрок.
Нам выдали красные свитеры, коньки, клюшки...
Игры мальчиков проходили в основном в январские каникулы. Раннее-раннее утро, почти ночь. На улице ещё совсем темно. А дома так хорошо, тепло! Пахнет елкой. Но нужно вставать ни свет ни заря. Сёстры спят. Мать сует мне в сумку бутерброды и сердито ворчит:
— Куда это тебя несёт?..
А несло меня к метро «Сокол», где в 6 часов 30 минут утра назначен сбор нашей команды. Оттуда едем в Фили играть с «Крыльями Советов». После игры мы будем мёрзнуть на трибунах, пока не сыграют все наши команды, то есть целый день. Мы будем отчаянно болеть за наш клуб, за наш спартаковский флаг. Давно съедены мамины бутерброды, давно холод забрался под пальто, под свитер, под рубашку... Но ведь играют наши!
Возвращаюсь домой поздно вечером. Дома на меня смотрят с укоризной. Я знал, как им не хочется, чтобы сын их стал плохо учиться. В нашей семье считалось: плохо учиться — это значит иметь много четвёрок. До пятого класса я был отличником. Да и потом учился неплохо. Тройка! Это был переполох в доме, настоящее ЧП. И я всегда в таких случаях отчаянно убеждал: «В четверти будет пять. Исправлю». И уж тут старался изо всех сил. Мне ведь верили. Письменные уроки всегда делал дома — тренировка, не тренировка. А устные... Иногда прочитаешь вслух один раз. Для мамы... А то и на уроке готовишься. Первый вопрос кто-нибудь отвечает, я учу второй... Тройки-то случались, когда меня вызывали первым... Медали я не получил, по математике и за сочинение у меня были четвёрки...
Почти как все мои сверстники, мальчишкой я мечтал быть лётчиком. Лётчиком был мой двоюродный брат, я гордился им и хотел быть похожим на него. Окончив седьмой класс, объявил дома, что хочу поступить в авиационную спецшколу. Сдал экзамены довольно успешно, но не был принят из-за зрения...
В выборе института большую роль сыграла дружба с братьями Майоровыми. Борис тогда уже учился в МАТИ. А слово «авиация» продолжало гипнотизировать меня. Борис очень хвалил свой институт. Я сдал экзамены н поступил в МАТИ.
Мечта начинала сбываться. Но сколько в этой мечте было юношеского, почти мальчишеского!
Психологи говорят, что характеристика личности меняется по прошествии пяти-семи лет. Я имел возможность испытать это на себе. Через пять лет многое оценивалось мною совсем по-другому. Когда я поступил в институт, мне казалось, что спорт не займёт такого места в моей жизни, что спорт останется увлечением, вторым делом. Институт, наука были, безусловно, важнее.
Я знаю, что многие крупные учёные и писатели в молодости отдали дань спорту. Великий физик Нильс Бор был вратарём сборной команды Дании по футболу. Известный французский писатель Альбер Камю играл за сборную Алжира в футбол. Но, видимо, увлечение спортом у этих людей было проходящим.
Я же чувствовал, что «завязаю» в спорте.
Пожалуй, во времена нашей учебы в МАТИ и Борис Александрович Майоров вовсе не мечтал стать тренером команды мастеров «Спартака» по хоккею с шайбой. Но прошло время, и расстаться с любимым спортом оказалось не под силу.
Я очень многое получил в институте. И самое главное — меня научили в МАТИ дисциплине мысли. У меня появилась потребность сосредоточиваться на предмете размышления. Но вместе с этим я понимал, что авиационная техника, как и любая другая широкая техническая дисциплина, требует всего человека. Специалисту нужно постоянно расти, накапливать знания приобретать практические навыки.
И ко мне пришли сомнения...
Спорт — постоянное общение с людьми. Встречи, столкновения индивидуальностей и коллективов, соревнование и соперничество. Знать спорт — это значит знать людей. И я стал замечать, что меня всё больше и больше захватывает эта удивительная сфера жизни: судьбы людей, коллективов в спорте, психология личности, посвятившей себя этому интереснейшему миру спортивной борьбы. И мне очень хотелось осмыслить все это...
Мне все-таки очень повезло.
Тогда, в свои семнадцать лет, я не понимал этого, а теперь, кажется, начинаю понимать. Какие счастливые встречи!

Продолжение следует