Вспоминая Анатолия Сеглина

Сегодня исполнилось бы 95 лет Анатолию Сеглину - участнику легендарного состава «Спартака» 1947 года, замечательному в прошлом тренеру, судье и администратору национальной сборной СССР. Публикуем отрывок из одного из его последних интервью, которое он дал в 2006 году для журнала «Российский хоккей».

- Кажется, лично Старостин вас от фронта освободил?
- Да, Николай Петрович. Тяжело говорить. Как только объявили войну, меня сразу в военкомат вызвали. Я жил на Ленинградском шоссе. «Завтра с вещами!» – «Хорошо, – отвечаю, – приду». А я тогда уже был в «Спартаке». Старостин предупредил: «Не ходите никуда, всем сделаю бронь!» Эта бумага у меня где-то сохранилась, тяжело про нее говорить, сейчас расплачусь...

- Что написано?
- «Правительство просит до конца войны освободить от призыва в армию». Спасли нас. Только надо было обязательно устроиться на завод. Недалеко от меня, на улице Правды, был знаменитый 43-й авиационный завод. Брат у меня там трудился. Год я там отработал, делал ППШ.

- Автоматы?
- Да. Проверял, выскакивает у них барабан или нет. Ставил свое клеймо, до сих пор помню: номер два...

- Получается, без Николая Петровича до преклонных лет могли бы и не дожить?
- Конечно. Николай Петрович – первый человек в моей жизни. Во-первых, пригласил в «Спартак» играть, еще до войны. Правда, в бенди. Сам Николай Петрович хорошо играл на правом краю. Когда Старостин меня в «Спартак» пригласил, я, конечно, старался ему подыграть. Хоть забивал больше, чем он. Шло у меня это дело, хоккей с мячом.
Потом Старостиных всех посадили. Я знаю, за что. Дело у них было очень простое. Сидели за одним столом, как мы с тобой, Старостины, Леута и еще какой-то человек. И кто-то из Старостиных обронил: «Нам все равно, где играть – что в Германии, что в Советском Союзе...»

- За это?
- Конечно. Тот человек стукнул, а Берия хотел «Спартак» разогнать как можно скорее. Только и думали, как любого из нас зацепить. Короче говоря, из той компании сразу всех посадили. Как раз за агитацию против Советской власти, статья 58-10. У меня отец был замдиректора тушинского авиационного завода. Туда меня хотел забрать, спрятать. Вообще, много «Спартаку» помогал питанием – капустой, картошкой... Такая жизнь была.

- Мне рассказывали: Сеглин Боброва больше всех лупил на площадке, но считался первым его другом.
- Мы с ним ходили куда хотели. И с кем хотели. Пили тоже сколько хотели.

- Всеволод Михайлович «Арагви» уважал?
- «Арагви» мы все уважали. Раньше «Спартаком» выиграем, бывало, матч на «Динамо» и сразу после отправляемся в «Арагви» или «Советскую». В «Арагви» директором был такой Николай Иванович, болельщик страшный! На стадионе встречаемся: «Всех жду у себя». Столы шикарные накрывал, что говорить. Выпивки – сколько хочешь. Но только хорошие игры отмечали, всякие говенные, против «Торпедо» какого-нибудь или «Локомотива», пропускали...

- С Озеровым вы, кажется, вместе выросли, на стадионе Юных пионеров?
- Вот Коля – самый близкий мой друг. В поездках постоянно с ним общались, всегда вместе были. Он как комментатор едет со сборной СССР куда-нибудь, а я в хоккейной сборной двадцать лет администратором был. Нину, жену мою, хорошо знал. Не пил, правда. Даже не знаю, почему. Только приходил вечером – чай, кофе. Всё.



- Бобров, говорят, лихой мужик был. Подраться не дурак.
- О, конечно! Сколько я его выручал после этих приключений... Как-то поддатый отлупил он кого-то в ресторане гостиницы «Москва». Знаешь, с чего пошло? С ерунды. Наступил кому-то в лифте на ногу. А тот мужик вспылил: «Да я тебе сейчас дам!» А Севке таких вещей говорить нельзя было – вот и врезал. С размаху. Потом мне звонит: «Я в милиции, гостиница «Москва». Толя, выручай...». Я на машине туда лечу, стараюсь выручить. Того мужика уговариваю, деньги сую. Не берет, дурак... Всеволода Михайловича наказали тогда. Чуть ли не сняли заслуженного на какое-то время. И другие случаи были.
…Врачи наши, как обычно, прохлопали. За столом сидели с ним вместе за два дня до смерти. Моя жена сидела, его... Всеволод Михайлович уже отстроил себе дачу у Истры -вместе с ним незадолго до этого отыскали хозяина Истринского водохранилища и организовали хороший участок. Говорит мне: «Завтра ты должен ко мне приехать, обмоем дачу. Баня есть, я тебя жду, даже белье свежее приготовили для тебя...» Потом жена его перезвонила, на следующий день, подтвердила: «Сева ждет». Встаем утром - телефонный звонок: «Сева умер». А как все произошло? Он работал, тренировался и почувствовал: что-то с ногой. Белаковский, доктор, повез его в Красногорск. В генеральскую больницу. У тех в субботу ни врачей, никого. А Всеволоду нужно было срочное переливание крови. Поехали куда-то - не оказалось нужной крови. Потом в больницу на Арбате - нашли кровь, но некому ввести. А Бобров утомился: «Да ну вас на х...!» Махнул рукой и уехал. День спустя оторвался тромб, и всё. За секунду человека не стало…
Ехал как-то по Ленинградскому шоссе на машине, недалеко от стадиона «Динамо». Автобус в него въехал, машину расколотил. Тут же милиция. А я на Октябрьской жил, ехать всего ничего. Кому звонит? Мне, конечно: «Толя, скорее сюда, твой друг приехал – начальник ГАИ...» Приезжаю и договариваюсь: рапорт Боброва и водителя автобуса меняем местами. Одного делаем пьяным, другого – трезвым. А я уже в Спорткомитете работал, туда «телега» на Боброва пришла: «пьяный, безобразил»... А я возразил: не надо говорить. Надо документы читать, вот рапорт. «Да это вы все вдвоем подстроили!»

- Широкой души человек был?
- Знал бы ты, насколько широкой! Каким он в застолье был! Но я о другом хочу рассказать. Как сюда, на дачу ко мне приезжал. Трубы ведем, а он левша был, так и закрутил сам, и резьбу нарезал. Воду мне сюда проводил. У меня бывая, заболел дачей. Он уже женился на Лене, а свою дачу никак завести не мог. Она сама из Киева. Постоянно ко мне сюда приезжал с женой. Надо, говорю, доски перенести. И тащим – вдвоем. Надо острогать что-то – первый хватается. Большой молодец.
Потрясающий был мужик, хоть и армейский. Все смеялся надо мной: «Ты в «Спартаке» получаешь 120 рублей, а я за погоны – 2 тысячи. На пенсию уйду – буду получать 3 тысячи, а ты – 100 рублей...»

- Вы с ним в сборной работали?
- Да, конечно. Он тренером, а я 20 лет был администратором сборной СССР. Весь мир объехал по три раза, хоть Тарас говорил: «Его брать не надо в эту поездку!» Что такое? Оказывается, я как-то судил ЦСКА с Воскресенском. Тарасов решил, что плохо судил. А что такое поездка была в то время, ты знаешь?

- Что-то привезти – и продать.
- Вот-вот. Самые настоящие спекулянты мы были. Мохеровые кофты возили, болоньи... Плащи брали в Швеции по 3 кроны. Рагулин покойный ко мне пришел: «Дай мне игровой мешок, только побольше». Даю. Только дома выяснилось, что было в том мешке. «Саш, что там?» – «Ерунда, 300 штук болоний». В Москве потом забрали одну тетку из Архангельского, которая ими торговала в палатке: спортсмены ей товар сдавали. Никого на следствии не выдала, молодец. Как ни выпытывали. А недавно на чердак полез – нашел одну такую болонью. С тех пор валялась.

- Вообще, хоккей с шайбой начался для вас в 1946 году?
- Да. Мы в «Спартаке» в мяч играли, а кто-то пришел к нам в команду и предложил новую игру попробовать. Почему я в это дело ввязался - понять и сейчас не могу. Одним из первых взялся. Здоровенных клюшек сам наделал. На «Динамо» потом игроков набирал: «Что боишься? Попробуй!» Игоря Нетто так нашел. У Кости Малинина, известного футболиста, хорошо игра пошла. Володя Горохов целиком перешел на шайбу, с первого дня влюбился в это дело. Только отказывался обмундирование надевать. Я, говорит, и так справлюсь.

- Бесков мне, кажется, рассказывал, что грубее Сеглина никто не играл. Прав был?
- Бесков со мной в хороших отношениях был. Сюда ко мне много раз приезжал. И Леру, жену его, знаю давным-давно. Мне Костя говорил, бывало, в шутку: «Ненавижу тебя!»

- Что отвечали?
- «Тебя-то, Костя, я не бил — ты техничный был». В самом деле, изумительно техничный парень.

- Бескова вы не били, зато Тарасову доставалось.
- А что делать? Он меня в ответ бьет — а я сразу судью подзываю: «Товарищ, присмотритесь к этому. Дерется!» Тарасов этот метод понял, сам к судье стал бегать: «Он меня ударил, смотрите: разорвал майку!» А судья, помню, ему в ответ: «Ничего, терпите».

- Бобров с Тарасовым друг друга терпеть не могли. Почему?
- Бобра народ обожал — и как игрока, и как тренера. Вот и весь ответ. Хоть жили в одном доме, до сих пор вдовы там живут. И Гомельский там же жил, отличный был мужик. Мой друг.

- Какую черту Тарасова вы не воспринимали?
- Самодур он был. Мог сегодня ласково с тобой разговаривать, а назавтра обложить последними словами. Водилось за ним такое. Выпить любил, да как!.. Только налей!

- В «Советском спорте» о первых чемпионатах по хоккею по три строчки писали?
- Так и было, да. Тогда о шайбе так думали: «Да не нужна она нам!» Я до сих пор помню, как пришли к нам в «Спартак» и предложили осваивать новую игру: «Если хотите — беритесь, первенство Союза будет».

- Сомневались?
- Сомневался. Кто-то шепнул: «Берись, хорошее, наверное, будет дело». Так и рассуждали: может, будет, а может — и не будет. О первом сезоне по три строчки писалось, хоть я в каждом матче по шесть шайб забивал. Потом, постепенно, стали больше писать. Юра Ваньят, хороший корреспондент, подключился к этому делу.
Мы, «Спартак», должны были выигрывать первый чемпионат Советского Союза. Первый круг в финальной пульке и у «Динамо» выиграли на Малой арене, и у ЦДКА. А потом второй круг проиграли весь. Даже представить не могли, что чемпионами не станем, — и не стали. «Динамо» по разнице шайб победило. До сих пор не знаю, что с нами стряслось. Загадка.

- А теперь, Анатолий Владимирович, расскажите про самый занятный судейский скандал в мировой хоккейной истории. Как советский рефери Сеглин, перебрав с утра, вечером заснул за воротами — вместо того, чтобы зажигать лампочку.
- Уф, вот об этом без ста грамм не расскажешь. Было это 22 марта 1970 года. Отправился я на чемпионат мира в Стокгольм судить вместе с господином Карандиным — я же его и вытащил судить. Нас встречают, я всех угощаю.
Привез в Швецию ящик водки. Как провез — отдельная история. У меня был добрый знакомый, сын Брежнева, Юрий Леонидович. Наш торгпред в Швеции. Я в этот Стокгольм ездил, как на трамвае, только приеду — Юра меня встречает: «Твоей жене какую шубу надо?» Свой человек. Я даже не знал, что при всяком посольстве стукачи есть.
А тогда мы сидели с Карандиным, и подошел ко мне брежневский сын. Карандин говорит: «Я привез пол-литра водки. У тебя что-то есть?» У меня, отвечаю, ящик стоит. Брежневский сын мне как-то сказал: «Толя, больше водку не вози, бери у меня в посольстве бесплатно!» Представляешь, какой был болельщик? Водка на чемпионате мира решала все: напоить судью, напоить директора гостиницы, напоить человека, который наш автобус будет пропускать.
Приходит Карандин с утра пораньше: «У меня сегодня день рождения!» Собирай, отвечаю, всех судей к полудню в мой номер. Отметим по-русски. Человек восемь собралось, и каждый со своим национальным спиртным напитком. Все расставили на столе — только водки было бутылок пять. Не меньше. Финский судья был, так тот только стаканами пил. Исключительно. Ууух, и нету! Я уж Карандина толкаю в бок: «Юра, не давай ему больше пить, нельзя столько!»

- А в этот день еще какие-то игры были?
- Конечно. Чуть позднее в гостиницу приносят расписание, кто на каком матче работает вечером. Я сроду за воротами прежде не сидел, лампочку не зажигал, судил только центральные матчи. И вдруг мне говорят: «А Вы, Анатолий, в 16:00 сядете за ворота».
Подали машину к отелю, еду во дворец. Усаживаюсь за воротами, как положено. И в этот момент до меня доходит: на льду-то ты еще двигаешься, а за воротами и заснуть вполне можно. Тем дело и закончилось: шведы немцам забили, мне надо было лампочку зажечь — а я момент проспал. В самом прямом смысле, закемарил после утренних торжеств.

- В шведских газетах фотографии вас — спящего.
- Снимков не видел, а карикатур было достаточно. Журнал остался где-то. Судить мне запретили, но это все ерунда была — мне уж 50 лет исполнялось. Но был такой судья, Юрий Домбровский, он сейчас в Германии живет. Так он взял одну из фотографий в шведских газетах, да в ЦК и отправил. В 10-й подъезд. Тому самому человеку, который наших людей за границу отправлял. Он глянул только — Сеглин пьяный за воротами спит. Моментально распорядился: «Больше не выпускать». Все.

- В Союзе после этого над вами шутили?
- Не шутили. По-другому было. Сыч меня только и выручил. Судить запретили, из Спорткомитета СССР, где числился, перевели в центр обеспечения инвентарем. Но я не жаловался, там тоже хорошо работалось.

- Сыч чем помог?
- Вытребовал меня обратно в Спорткомитет. В 1973-м чемпионат мира в Москве был, так Валентин Лукич заявил: «Никого больше не надо, только Сеглина!»


Журнал «Российский хоккей» (№2-3, 2006)