События клуба

Время Боброва


Всеволод Михайлович ко мне относился доброжелательно, внешне никак это не проявляя. Я это кожей ощущал. Послаблений мне не делал. Явные промашки и огрехи не прощал. И в запас меня сажал, и на собраниях команды во время разборов матчей пропесочивал так, что мало не казалось. И потому лавочку я полировал неоднократно. И поделом. Не от хорошей жизни тренер убирал меня со льда. У нашего молодежного звена Георгий Савин – Виктор Ярославцев – Александр Якушев игра не клеилась. Изредка кое-что показывали приличное, но целостная картина не склеивалась. И в атаке, и в обороне наше взаимодействие было каким-то рваным, явно оставляло желать лучшего. Я это, конечно, чувствовал, но до причин докопаться не мог. Да не очень-то и стремился, ведь в семнадцать лет сил невпроворот, а тяги к анализу своих действий – никакой. Потому и не считал себя «крайним», когда речь шла о невыразительном и нестабильном выступлении нашей тройки. Всеволод Михайлович поругивал крайних, а меня ругал серьезней, резонно считая «центра» главной фигурой в звене. На то он и диспетчер, чтобы отвечать за все фазы в игре форвардов. Тренерские попреки чаще всего касались моей игры в пас. Недостаточно я «кормил» своих партнеров.

Я ни на йоту не сомневался в том, что «центр» - мое амплуа, что оно подходит мне и по общей игровой манере, и по моей жажде забивать, и по моему внушительному телосложению. Манера эта, как-никак, уже сформировалась в «молодежке». Ну зачем мне менять что-то?
А Всеволод Михайлович придерживался иного мнения. Видя, как мы мучаемся сами и мучаем его, видя, что сдвигов к лучшему нет, он в один день, который мне прекрасным отнюдь не показался, взял да перевел меня на левый край. Я – и на краю?! Какой я, к черту, крайний нападающий? Перечить Боброву, разумеется, не посмел. Подчинился. Безо всякого энтузиазма. В центр тренер поставил Шадрина, который был на год моложе меня. Знал Володю, знал, что в «Спартаке» растет думающий игрок, однако никак не предполагал, что он сместит меня с привычной игровой позиции.



Жизнь показала, насколько же прозорлив оказался Всеволод Михайлович. Связка Шадрин – Якушев выступала долго в «Спартаке» и в сборной Союза, на льду мы с Володей были неразлучны при разных тренерах, а вот на правом краю с нами играли и спартаковцы Евгений Зимин, и Александр Мартынюк, и Виктор Шалимов; и динамовец Александр Мальцев, и Юрий Лебедев из «Крыльев Советов», и цээсковец Александр Волчков…

Тем самым решением, поначалу показавшимся мне более чем странным, Бобров, вполне возможно, в существенной мере предопределил хоккейную судьбу сразу двух молодых людей – Шадрина и Якушева.

***
По общепринятым меркам Бобров со своим фантастическим спортивным прошлым должен был сталкиваться с серьезным препятствием для плодотворной работы. Проблема эта характерна для тренеров, которые сами являлись игроками звездного уровня. Они недоумевают по поводу того, что некий технический элемент с пробуксовкой исполняет один из ведущих игроков команды, а у игрока третьего звена он и вовсе не получается. Сам-то тренер в молодости исполнял такие номера просто играючи! Наставник естественным образом раздражается по таким поводам и злится на нерадивого подопечного вместо того, чтобы спокойно и доходчиво растолковать ему все тонкости технического приема. Закавыка, однако, в том, что доходчиво это сделать ему как раз затруднительно, потому что сам он в свое время исполнял все легко и артистично, обходясь без тренерских подсказок.

Замкнутый круг получается для такого специалиста.



Однако Бобров в этом круге не находился. Мы никогда не слышали от него ехидных реплик: мол, вот мы в ваши годы исполняли это без проблем и без запинок! Не ссылался на свое прошлое, овеянное легендами. Вообще не бравировал своим именем. Непосвященному человеку (предположим, иностранцу-стажеру, плохо знакомому с историей советского спорта) на каждодневных тренировках и в голову не могло прийти, что за личность управляет хоккейной командой «Спартак». Эта сдержанность только возвышала Всеволода Михайловича в нашем сознании. Хотя, казалось бы, куда уж выше…

Являлось ли отсутствие болезни, присущей экс-звездам, ставшим тренерами, свидетельством его скромности? Скромность – в данном случае не та характеристика. Цену-то себе знал, понимал, что равных ему не было. Будучи человеком умным и тонким, Всеволод Михайлович умел вести себя в непростом мужском коллективе, коим являлась любимая в народе команда. Мягким и пушистым не был, но и не было в нем диктаторских замашек. Дистанцию умел держать в отношениях с игроками: не подпускал к себе совсем уж близко, но и не отдалялся нарочито, возводя себя на постамент. Игроков уважал, но неприкасаемых авторитетов для него не существовало. Это касалось и Евгения Майорова, и Вячеслава Старшинова, и Бориса Майорова – общепризнанных звезд и лидеров «Спартака», людей непростых и с характером, очень амбициозных. Острастку мог дать любому. В чемпионском сезоне-1966/67, уже ближе к его развязке, Майоров-младший допустил что-то такое, что по мнению «старшего» вышло за рамки дозволенного, – так он мигом перевел его, игрока ударного звена, в запас. Без словопрений и нотаций. На командной фотографии «Спартака» – чемпиона СССР, сделанной сразу после поединка с ЦСКА, Евгений Александрович стоит во втором ряду сбоку в цивильном костюме – на игру даже не раздевался.

Что же тогда говорить о нас, молодых, – Шадрине с Якушевым, Зимине с Мигунько, Блинове с Лапиным, Мартынюке с Виктором Ярославцевым? Мы взирали на Всеволода Михайловича исключительно снизу вверх. Удивительно, но это не давило на нас психологически. Уважали тренера, симпатизировали ему, верили каждому его слову, при этом не трепеща от робости или страха. Объясняю это искусством «дистанционного управления», которым обладал Бобров: словно держал в руке пульт от современного телевизора и нажимал кнопки, включая бесчисленные каналы, непринужденно и неизменно в нужный момент.

Книга Александра Якушева «Я вспоминаю»