События клуба

Марафон Вячеслава Козлова


- Вы доиграли до 43-х. Это гены, сумасшедшее здоровье или вы были страшным «режимщиком»?
- Все в совокупности. Это и гены - мой папа играл в хоккей, а затем долго работал тренером, ну и за режимом я, конечно, следил: правильное питание плюс отдых. Но самое главное, что мне всю жизнь нравилось тренироваться. И даже в 40 лет я получал удовольствие и от тренировок, и от игры.

- Что вы себе могли позволить после игры?
- Пару кружек пива мог выпить. Но не всегда. Плюс обычно мне надо было садиться за руль, так что я знал, что лишнего позволить себе не могу. Без прав не хотелось оставаться.

- Кто самый большой «режимщик» на вашей памяти?
- Игорь Ларионов. Если раньше по молодости я еще как-то мог усугубить, то его приход в «Детройт» очень сильно на меня повлиял. Увидел своими глазами, как надо относиться к своему здоровью и готовиться к матчам. И после знакомства с ним больше, чем чуть-чуть пива или вина, я себе не позволял.

- Его вино пробовали?
- Да. У него есть хорошие вина. Он и сейчас продолжает этим заниматься и теперь уже большой профессионал в виноделии. 31 декабря, после игры в Детройте на открытом воздухе, мы поехали к Игорю отмечать Новый год. И там как раз на столе было вино, которое Игорь производит.

- В СССР тренеры могли выжимать из игроков на тренировках все соки. Вы же эти времена успели застать?
- Да, но ко мне относились бережно. Бегать я всегда бегал, для меня это вообще было большим удовольствием - и песочные горы, и кроссы. А вот от тяжелых весов в зале меня оберегали. Или веса меньше давали, или меньше повторений. Не было такого, чтобы 15-летнему мальчишке повесили на плечи 100 килограммов. Да и если откровенно, отыграл я столько лет во многом из-за того, что рано уехал - в Союзе прошел только три предсезонки: две с «Химиком» и одну с ЦСКА. А у тех, кто отыграл здесь всю жизнь, к 30 годам из-за сверхнагрузок накапливалось столько проблем со здоровьем, что большинство к этому времени вынуждены были заканчивать. Так что на протяжении всей карьеры я готовился или с отцом, или самостоятельно.

- Когда встаете по утрам, что болит в первую очередь?
- Почти ничего не болит. В основном просыпаюсь без проблем.

- Сколько километров вы можете пробежать влегкую?
- Километров 10-12 спокойно, не задумываясь. В час времени уложусь.

- О том, чтобы пробежать марафон, задумывались?
- Один раз я полумарафон пробежал в Америке, из двух часов выбежал. Хотелось бы пробежать и марафон, но для этого надо серьезно готовиться. А времени сейчас совсем нет.

- Что в первую очередь вспоминаете о своем отце?
- Прекрасный специалист, который очень много труда вложил в мое воспитание. Никогда меня не ругал и не критиковал. Но и не хвалил часто - много информации получал от мамы. Старался не пропускать мои матчи и давал мне много полезных советов. Они очень помогли мне по жизни.

- Отца в Воскресенске всегда называли Батяня?
- Да.

- Лучшие воспитанники отца - Андрей Марков, Андрей Ломакин и Александр Смирнов.
- Ломакина он как-то выгонял с тренировки, но тоже много труда вложил в него. К Сашке Смирнову относился очень тепло. Маркуня у него вообще играл центральным нападающим. И только потом он перевел его в защиту. Андрей - очень интеллектуально развитый хоккеист, с ним очень приятно играть. Маркуня приезжал к нам на день рождения отца, так что у них были очень хорошие отношения.

- Почему отец долго был против вашего отъезда в Америку?
- Сейчас уже и не вспомню. Но отец меня не отговаривал, это точно.

- Васильев выпустил вас против ЦСКА в 16 лет. Было страшно?
- Тогда первый раз за основу сыграл на предсезонке в Нижнем Новгороде. А в чемпионате? Нет, я если и волновался, то только до игры. Потом уже на льду волнение уходит. Мне очень хотелось перейти из «молодежки» в основу, чтобы быстрее начать играть с мужиками. По регламенту два «масочника» могли быть заявлены на игру, но обычно их не выпускали. Тогда в «Химике» такими «масочниками» были я и Рома Оксюта. И помню, что перед игрой основы с ЦСКА «молодежка» уезжала на игру в Питер. И Васильев после тренировки решил отправить меня с Оксютой в Ленинград, чтобы помочь «молодежке» - все равно, мол, нам с ЦСКА не играть. А мне жутко хотелось - Третьяк приезжает, первая пятерка. Ну даже если не играть, то хотя бы выйти им после игры руки пожать. Мы потренировались с «Химиком», но в Ленинград я так и не уехал: потихоньку переоделся, потихоньку собрал вещи - а там уже и электричка в Москву ушла. И на поезд я не успевал. На следующий день сидел на лавке во время игры с ЦСКА. Ни разу не вышел, но атмосфера! И руки после игры пожал всем.

- Васильева боялись?
- Да. И хотя он дружил с отцом, это мне не давало никаких привилегий. Я его побаивался. Человек был строгий, но справедливый. Легко мог любого выгнать, хотя обычно на ближайшем собрании человека прощал. По тем временам это называлось «взять на поруки».

- Первую зарплату в «Химике» помните?
- Рублей 150, наверное. Тогда это были приличные деньги. Я их родителям отдал.

- В то время каждый выезд за границу - это что-то особенное?
- Конечно. Из Воскресенска в Москву выехать на сборы - уже событие, а про заграницу и говорить нечего. Понятно, что надо было крутиться, поэтому оттуда везли все, что можно. Здесь-то не было ничего. В основном, конечно, привозили бытовую технику.

- Хоккей в Воскресенске вернется на высший уровень или нынешние реалии, когда на клуб надо миллионы, уже не позволят этому свершиться?
- Хотелось бы в это верить, что когда-нибудь вернется. Но для этого должен появиться человек с большими возможностями и большой любовью к хоккею. Сейчас Валерий Каменский много сделал, чтобы в Воскресенске появился клуб КХЛ. Но чтобы играть в КХЛ нужен другой дворец и другие деньги. А школа в городе всегда была классная.



- Вы как-то рассказывали, что в Америке года два ушло на адаптацию. Был момент, когда хотелось плюнуть и уехать?
- Уезжать-то и некуда было. Но мне действительно было трудно на первых порах. Особенно без языка. Плюс восстанавливался после травмы, так что мне тяжело было не только морально, но и физически. Сначала у меня был переводчик, затем дали учителя английского. Плюс Серега Федоров и Вова Константинов мне здорово помогали. Да и команда у нас была отличная, ребята в «Детройте» в любой момент были готовы прийти на помощь.

- Что шокировало вас на первых порах?
- Полные стадионы. По двадцать тысяч на хоккее. Первые матчи смотрел из ложи хозяина клуба, и это было незабываемо - никогда не видел столько людей на хоккее. В такой обстановке не можешь играть плохо. А самое важное, что я понял, насколько интереснее играть на маленькой площадке! Совсем другой хоккей - одна ошибка, и ты уже выходишь на ударную позицию. Нам надо тоже уменьшать площадки. Скорости выше, моментов больше и голов, наверное, тоже бы стало больше.

- А за пределами стадиона на что смотрели с широко открытыми глазами?
- На машины и на полные полки магазинов. В таком изобилии столько товаров никогда не видел. И те же джинсы не надо доставать у фарцовщиков - иди и покупай.

- Когда первый раз прилетели родители?
- Я отыграл игр пять, потом только тренировался. В плей-офф не играл, поехал домой на два месяца. На следующий сезон меня на полгода отправили в фарм-клуб. Так что родители приехали ко мне только года через два.



- Как отец воспринимал НХЛ?
- Ему очень нравилось. Постоянно смотрел хоккей по телевизору, ездил со мной на тренировки, записывал новые упражнения.

- Боумэн впервые объединил пять русских игроков в сезоне 95/96, но тогда в финале проиграли «Колорадо». Русских сделали виновниками той неудачи?
- Нам здорово досталось еще годом ранее, но тогда мы играли без Ларионова. А в сезоне 95/96 уже появилась «Русская пятерка», но мы уступили в финале конференции. Соперник уничтожил нас. Было очень обидно. Просто на плей-офф нас не хватило в том сезоне.

- Пресса в Канаде имеет огромное влияние?
- Да, но журналисты в основном подстраиваются под политику главного тренера. Если он хвалит игрока, его и в прессе хвалят, если ругает, то и пресса подключается. Писали, порой, неприятные вещи. Но я старался как можно реже читать газеты, тогда у меня лучше получалось играть.

- Боумэн очень часто выпускал пятерых русских в начале игры в разных звеньях, а затем со второго уже объединял в одно. Зачем он это делал?
- Чтобы соперник не смог найти контраргументы нашей игре. Боумэн всегда хитрил. Он очень любил на раскатке перед игрой такую штуку проделывать: выпускал на лед одни звенья, а уже на матч - совсем другие сочетания. И вот на раскатке тренеры соперника записывают себе в блокнот наши звенья, а Боумэн стоит и тихонько над ними усмехается: в игре-то все будет по-другому.



- Он вспоминал, что когда вы впятером выходили на лед, он мог взять попкорн и спокойно наслаждаться игрой.
- Он попкорн не ел, в основном на лед налегал. Во время игры у него стоял стаканчик, и там был лед. Но такая оценка приятная, конечно.

- Когда-нибудь он влезал в вашу «кухню» и говорил, что и как каждому надо делать на льду?
- Скотти никогда к нам не лез и нам ничего не говорил. Да, базовые вещи он нам объяснял, но дальше никогда не запрещал импровизировать. В то время нам надо было только не мешать.



- Когда вы с Боумэном общались последний раз?
- Два года назад во время «Winter Classiс». Ему сейчас за 80, но выглядит великолепно. Живчик. От тренерской работы отошел, ему сделали операцию, посадили на диету и, видимо, он строго следует рекомендациям врачам.

- Константинова многие называли уникальным защитником. В чем это проявлялось?
- Он очень хорошо стоял на ногах. И был достаточно жесткий, дерзкий. При своих невеликих габаритах он сильно бил и отлично катался. Умел здорово подключаться к атакам.

- Если бы не страшная авария с Константиновым, Линдстрем нескольких «Норрисов» не досчитался бы?
- Думаю, да. В Америке любили Вовку и до сих пор любят. В Детройте же его просто боготворили за такую манеру игры. Он действовал в стиле Криса Челиоса, там это всегда было в почете.

- Майк Вернон в том «Детройте» - половина команды?
- Да, он нам очень здорово помог. Маленький, щупленький, но очень быстрый. Я люблю больших вратарей, но Майк действительно здорово играл. Ему было 35 или 36 лет, когда его взяли, уже вроде бы возраст, но интуиция Боумэна опять не подвела.



- Какие-то странности за Верноном замечали?
- Нет. Смешной парень.

- Самый веселый человек в том «Детройте»?
- Их много было. Дрейпер, Молтби, Маккарти. Коцур по кличке Папа.

- Шнурки они могли подрезать?
- Такие вещи обычно в фарм-клубах происходят, в НХЛ такой ерундой не занимаются. Так что со мной ничего такого не было, кроме ужина новичков.

- А там что?
- Мне повезло, я денег тогда мало оставил. Это уже потом пошли посиделки с космическими счетами.

- Что творилось в Детройте, накануне первого за 42 года финала Кубка Стэнли?
- Всё дышало хоккеем. Нас узнавали на каждом углу, люди желали удачи, подбадривали.

- Там ведь была традиция бросать на лед осьминогов?
- Да, один раз он мне прилетел на перчатку, и её потом пришлось выкинуть. Запах был слишком неприятный. А наш заливщик брал их руками и еще махал над головой. Не знаю, как он это делал?



- Откуда пошла эта традиция?
- В каком-то году «Детройт» проигрывал в плей-офф, на лед бросили осьминога, и после этого команда выиграла пять игр подряд - как раз по числу щупальцев. С этого все и пошло.

- Как город отмечал историческую победу?
- Официальных мероприятий было дней на пять. И на шестой мы встретились только командой. На этом вечере как раз и решили поехать поиграть в гольф. Понятно, что все выпивали, поэтому и заказали лимузины, чтобы за руль никто не садился. И вот тогда-то эта авария и произошла. Никто и не думал, что так всё обернется. А до этого мы ездили по городу в открытом автобусе, на улицах собралось - вы только представьте! - больше миллиона человек. У каждой семьи хоккеиста была персональная машина, где сидели жены, дети, родители. Все в красно-белых майках. Фантастическое зрелище!

- В то время в Детройте можно было выйти вечером на улицу с деньгами в кармане?
- Мне говорили, что там можно было встретиться с криминалом, вроде даже были убийства, но сколько времени я там провел, ни одного случая не было. Ничего плохого про город сказать не могу.

- Что вы делали с кубком Стэнли, который дают каждому хоккеисту на один день?
- Заехал в автоцентр, где мне давали бесплатно машины, потом в японский ресторан, который очень любил. Потом уже дома был банкет. Конечно, наливали в кубок, куда ж без этого! Это в первый раз. Во второй тоже не было ничего сверхъестественного. Нам сразу сказали, что в бассейне с ним, например, плавать нельзя: он наполняется водой, и тогда его можно поднять только подъемным краном.



- С Президентом США встречались?
- Два раза с Биллом Клинтоном. Он, как я понял, не фанат хоккея, и эти встречи больше походили на протокольные мероприятия. Белый дом посмотрел, все его знаменитые комнаты.

- В Америке вкладывали деньги в какой-то бизнес?
- На катке был зал для атлетических занятий. Я и Игорь Ларионов участвовали в этом проекте. Потом года через три открыли второй. Но со временем я вышел из бизнеса. Играл в Америке на бирже. Через брокеров. Когда индекс вверх, вроде получается, когда вниз - уже не получается. Но вообще во мне нет жилки бизнесмена. Меня всегда машины интересовали, и, если бы я что-то и открывал, то занялся бы этим направлением. Раньше был неравнодушен к хорошим машинам. Но с возрастом успокоился.

- Кто-нибудь из молодых в «Спартаке» по своему потенциалу может заиграть в НХЛ?
- Сложный вопрос. Я давно пристально не слежу за хоккеем в НХЛ. Пять лет я здесь, и сейчас все мое внимание к хоккею в России. За НХЛ слежу по новостям, могу только голы посмотреть в интернете. Вставать ночью, чтобы посмотреть какую-нибудь игру, я не буду. Никита Сошников играл в прошлом году в «Атланте», мог затем оказаться у нас, но решил уехать. В «Чикаго», например, любят русских, в том числе и поэтому Панарин и Анисимов так здорово играют в этом сезоне.

- Кому проще жить: хоккеисту или тренеру?
- Наверное, хоккеисту. Пришел, сделал свое дело на тренировке и пошел спокойно отдыхать. А тренер не может отвечать только за себя. Он отвечает и за 30 человек в команде, и за результат. Он еще и психологом хорошим должен быть: на кого-то надо накричать, а кому-то, наоборот, спокойно объяснить, что от него требуется.



- Стоя на скамейке, ловите себя на мысли, что в том или ином эпизоде сыграли бы по-другому?
- Конечно. Но на скамейке со стороны всегда легче. Поэтому я не меряю игроков по себе.

- Случалось, что долго не могли уснуть после проигранного матча?
- Я просыпаюсь рано, но засыпаю хорошо. Конечно, анализируешь прошедшую игру, думаешь, что не получилось, но предпочитаю это делать на свежую голову, на следующее утро, а не сразу после игры, когда еще не улеглись эмоции. Ночь должна пройти. И утром многое видится по-другому. Только тогда ты можешь принимать адекватные решения.

- Часто с Германом Титовым не соглашаетесь по составу?
- Бывало. Но от силы по 1-2 кандидатурам. У нас, правда, и выбор не такой большой. В основном мы всегда приходим к общему решению.

- За чьей тренерской работой в КХЛ интересно наблюдать?
- Слежу за ребятами, с которыми вместе когда-то играл. За Димкой Квартальновым, за Германом, когда он в Новокузнецке работал. Всегда с большим уважением относился к дуэту Быков-Захаркин.

- По семье скучаете?
- Да. Дочка у меня в Америке, старший сын здесь, в Москве, вместе со мной. Младший с женой живет в Европе.

- Как у сына успехи в теннисе?
- Сейчас восстанавливается после серьезной травмы. Ему 19, и сейчас самое важное, чтобы восстановилась рука. Два года его мучили боли. И только в Москве нам удалось понять причину этих болей.

- Если с сыном выйдете на корт…
- Он меня с 12 лет обыгрывал, поэтому сейчас у меня победить шансов нет.

Интервью впервые опубликовано в клубном журнале «Спартака».